Крашеная говядина

На острове, о котором пойдет речь, не было ни слиш-
ком богатых, ни слишком бедных, ни слишком краси-
вых, ни слишком уродливых, ни слишком белых, ни
слишком черных, тем более — красных.
Крепкие, загорелые, простодушные люди стригли
овец, рыбачили, крутились на сыроварне, торговали
шерстью, фруктами и поделками из океанского перламу-
тра и жемчуга. Уходя из дома, они закрывали его, при-
двинув ногой к дверям кусок местного камня, из которо-
го торчали ракушки.
Иногда в этой местности шли золотые — в полном
смысле этого слова — дожди, тогда золотым становился
песок, и все жители острова мыли этот песок лотками,
добывая себе дождевое золото для украшений, зубов
и других насущных потребностей.
Те, кто в юности, одурманясь буйством гормонов,
грибами и травами, покинули остров, мечтая о приклю-
чениях, о бешеной славе, о сумасшедших богатствах
и выдающихся авантюрах, попадали ну просто в кош-
марные переделки и переплеты, но с блеском всегда
и везде своего добивались и высот достигали неимовер-
ных. Все утратив, на волоске от смерти, они вдруг нахо-
дили горы золота и алмазов на ровном месте, клады
музейных денег, утонувшие корабли с царскими трона-
ми и коронами, разрытые смерчами, ураганами и тайфу-
нами роскошные погребения или просто отличное место
в доходном деле. И подтверждается это тем обстоятель-
ством, что больше никто из них никогда на остров не
возвращался. Никто, кроме Роя.
Какого Роя? Уж не того ли, что красил мясо на ското-
бойне? Вот именно, память у вас отменная для двухсот
пятнадцати лет, только не жалуйтесь мне на зубы, ноги
и поясницу, засыпая с дымящейся трубкой во рту и при-
няв как снотворное чашечку кофе с бамбуковой водкой.
Так вот, этот самый Рой красил мясо на скотобойне
Милашка Лизетта, телефонистка с кудряшками,
Мыло-то стер, а пятно осталось и посвежело, и по-
в не такой уж огромной, как некоторые, но весьма бога-
той стране, где на всякий карман найдутся жилье
и пища, наряды и развлечения. Однажды, домой возвра-
щаясь после своей интересной работы, он вдруг обнару-
жил еще в автобусе пятнышко крови говяжьей на своем
башмаке, в котором не был он никогда на рабочем
месте, где сменная обувь. И вгляделся задумчиво: кровь
или краска?.. Да ну его, тоже морока, ведь и кровь, и кра-
ска смываются.
ждала его за накрытым столом, где сиял прохладой хру-
стящий салат, а в духовке шипело говяжье жаркое с тро-
пическими плодами. И бутылочка кьянти туманилась
в холодильнике, а день был июльский, знойный, но
к ночи ждали грозу, ливень, смывающий пыль и бензи-
новый чад. Вот как раз и подумав о ливне, о потоках
небесной воды, Рой намылил пятнышко краски-крови,
не снимая башмак с ноги, и тут же мокрою губкой стер
это мыло.
краснело, и расцвело.
Трижды он повторил это действо, и пятно заблестело,
как пролитая только что кровь. Башмаки были новые, он
купил их два дня назад и боялся, что от влаги они поко-
робятся, а потому и снимать их не стал, сунул ноги под
стол, надеясь потом пятно это вытравить или чем-то
закрасить, замазать.
А зря!.. Зря надеялся!.. Зря башмаки, говорю я, не
снял и не выбросил сразу в мусорный бак. Лучше б шел
босиком!..
У нас ведь на острове такие подлые знаки нечистой
силы немедля выбрасывают куда подальше и с глаз до-
лой, мылом три раза моют лицо и руки, трижды плюют
через каждое плечо, плюют с отчуранием, глядя в зерка-
ло, и меняют набедренную повязку.
Но этот Рой утратил уж в полной мере обычаи остро-
ва, начисто позабыл эту суеверную глухомань, да и про-
сто пожмотился выбросить новые башмаки из-за кляксы
говяжьей крови, что мимо него протекала рекой ежед-
невно по желобам. Не он придумал интересную эту
работу, и нечего нос воротить.
Опять же, куда ни раскинь мозгами, отовсюду тащит-
ся интересная эта картина ужасная, ну хотя бы взять
замечательный ресторан: стулья, диваны, туфли, сумоч-
ки, пояса, кошельки — из натурально содранной кожи!..
О блюдах нечего и говорить — сплошь убиенные твари!
А шубы там в гардеробе, палантины, жакеты, шапки —
из кожи, содранной с мехом! А наш черепаховый суп
и черепаховый гребень?..
А кровь медвежья, оленья, чтоб не замерзнуть на
северном полюсе?
А отрезанье яиц обезьяньих для пересадки желаю-
щим содрогательно омолодиться?.. Ну нет, если каждую
правду мозгами разглядывать, можно свихнуться —
каков человек! Обо всех негодяйствах подобного плана
успел этот Рой помыслить, сунув ноги под стол.
Тут Лизетта жаркое говяжье кладет на тарелки,
а куски прямо дышат, вздымаются, в соус душистый себя
окунают. Лизетта, милашка, небритую внешность целу-
ет: «Тьфу! — говорит. — Какая колючка!» И, задом виль-
нув, собирается сесть… да внезапно у ней вырастает
помеха в заду, где она охвостатилась сантиметров на сто
двадцать. И, думая, что поправляет юбочку-клеш, Лизет-
та — как даст коровьим хвостом по столу, как даст — все
жаркое подпрыгнуло, но не в разлет, а вместе с тарелка-
ми на стол приземлилось и дышит.
«Гроза, гроза!» — говорит милашка и делает Рою
глазки говяжьи, а у него в башмаке под столом нога
раскопытилась, но удивительное удобство в этом содер-
жится, тянет Роя на четвереньках пройтись!..
«Ох, как тянет на четвереньках пройтись!» — говорит
Лизетта, унося пустую бутылку и грязную посуду на
кухню. Кофе они попили, покурили веселую травку, —
ну до невозможности захотелось на четвереньки. А поче-
му бы и нет, если оба исправно платят налоги?
Значит, гроза, молния, гром, ковер на полу, на ковре
копыта откинули, хвостами играют, рогами шутя бода-
ются, расслабляются на четвереньках, травку жуют,
Лизетта мычит и такое выделывает, такое, ну такое, слов
нет! А ты не кашляй от смеха, уж в двести пятнадцать лет
надо быть милосердней к человеческим чудесам и кош-
марикам.
Дней через пять попал Рой на прием к травматологу
высшей квалификации, ногу ему показывает, а там уж
вовсю развилась копытья болезнь с вывертом, изничто-
женье которого требует четырех операций, никакой
страховки не хватит, а работа нужна ювелирная, и гипс
месяца на три. Ген такой проскочил злодейский, как ска-
зал травматолог высшей квалификации. А от кого ген?..
Стал Рой вспоминать прадедов, дедов, прабабок, бабок,
мать с отцом, братьев с сестрами, всех далеких и близ-
ких родичей, всех обитателей острова — ну никто,
кроме Роя не окопытился, ни одна живая душа!..
И Лизетта не окопытилась, значит, оно — не заразно,
вот ведь какая болезнь загадочная.
Показалось ему на миг, что после того, как Лизетта
его целовала, она охвостатилась и нечаянно тем хвостом
чуть со стола не смахнула тарелки с едой на пол. Да мало
ли что покажется усталому и голодному в миг поцелуя?
Нет как нет у нее хвоста, совершенно точно, он уж две-
сти раз проверял по-всякому.
А говяжье пятно с башмака ничем не смывается, не
вытравляется, не соскабливается, отрезанию не подда-
ется, перекраску отбрызгивает, замазку отплевывает,
а само блестит и алеет, как свежее, сиюминутное.
В одном башмаке, значит, нет злодейского гена, там
нога как нога, а в другом — ген и нога раскопытилась,
и дальше копытится без остановки.
Пошевелили на бойне мозгами, испугались огласки
такого случая производственной небезопасности, купи-
ли страховку для своего работника, крепкого, честного,
дружелюбного. И вот, значит, ждет он звонка из больни-
цы для приглашения на операцию номер один, а всего их
четыре.
Тут как раз к нему и является с острова парень, на
работу просит устроить хоть кем и письмо привозит ему
от матери, всесторонне чудесное.
«Мой родимый сыночек, — пишет она, — как ты там
жив-здоров, хорошо ли к тебе люди повернуты, есть ли
случай счастливый, завел ли жену с детишками? Сон мне
был, будто краской говядину мажешь на бойне для све-
жего вида, и на левый башмак эта краска через все там
двери прокляксалась, и в том башмаке нога твоя вся
ископытилась. Быстро выкинь те башмаки с глаз долой,
сыночек, потому как нечистой силы краска есть отрава
и порча злодейская, сатанинская козня, чистого
и невинного она ископытит, а нечистого и во всем вино-
ватого она усладит добавочной силой. Выбрось мигом те
башмаки, не сплю из-за них, проклятых…»
Задумался Рой минут на сорок, вложил башмаки
в синий мешок и отнес на помойку. В тот же миг удиви-
тельный машина подъехала мусорная, пасть распахнула,
мусор всосала и пошла перемалывать. А у Роя в ноге
ископытенной что-то вжикнуло, звякнуло, дернулось —
словно пружина в ступне содержалась и вся выскочила.
Куда?.. Где она?.. Ничего подобного нигде не видать!
Пристроил он парня с острова красить мясо на
бойню, сказал:
— Только краской, смотри, не заляпайся, когда
будешь мясо малярить, не то весь ископытишься, охво-
статишься и на четвереньках пастись будешь, бодаясь,
мыча и мумукая.
А сам пошел себе и пошел — куда глаза глядят, безо
всякой цели, из городка в городок, всегда есть молодец-
кому человеку чем на хлеб заработать, где на ночь при-
лечь. И в таком походе нога у этого Роя очеловечилась,
до двухсот пятнадцати лет дожила в полном здравии,
слегка на грозу томясь.
Детей от него родилось девяносто девять от ста трид-
цати жен, ни с одной из которых он в законный брак не
вступил по причине ходьбы своей непрестанной и мимо-
летности.
Двенадцать его дочерей скурвились. Потому как ели
часто куриное мясо, крашенное под жемчуг. Гены срабо-
тали!.. Но на шестом десятке годов все у них подиспра-
вилось, Рой собрал их на острове, где много рыбы, фрук-
тов и овощей, но совсем нет никаких кур, — и дочери все
как одна обратно раскурвились до полной святости,
обрели свою интересную благодать и уважение острови-
тян и родичей.
Да не хихикайте, не хихикайте, одеяло же падает,
а у нас тут до десятого октября батареи не топятся. Хоро-
шо вам в двести пятнадцать лет у меня на плече греться,
ластиться, языком моим баловаться — все равно не
пойду за вас замуж, потому что, — как писал Авгу-
стин, — нет сомнения, люди нередко любят прекрасней-
шие вещи самым постыдным образом.
1987